![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
saphir_the_lastКризис, есть ситуация, при которой совокупность обстоятельств, ранее вполне приемлемая, вдруг, с появлением какого-то нового фактора, становится совершенно неприемлемой, причем почти безразлично, является ли новый фактор политическим, экономическим или научным: смерть национального героя, колебания цен, новое техническое открытие - любое обстоятельство может явиться толчком для дальнейших событий.
© Л. Борнхайм. "Теория кризисов"
Кризис творится людьми, которые вступают в него со всеми своими предрассудками, ристрастиями и предубеждениями. Кризис есть сумма промахов, недоумений и интуитивных озарений, совокупность замеченных и незамеченных факторов.
В то же время за неповторимостью любого кризиса скрывается поразительное их сходство друг с другом. Характерная особенность всех без исключения кризисов - их предвидимость в ретроспективе. Кажется, будто им присущя некая неизбежность, будто они предопределены свыше. И хоть это замечание и не относится ко всем без исключения кризисам, оно справедливо по отношению к столь значительному их числу, что закаленнейший из историков может стать циником и мизантропом.
© А. Покран. "Культуры, кризисы и перемены".
Основополагающая идея любой науки в том, что это новый взгляд на реальность, что законы мироздания объективны и не завистя от чьей-то веры и национальности. Словом, что все в мире устроено рационально. В XV веке эта идея была новой и возбуждала умы. Она открывала перспективы и внушала веру в будущее. старая средневековая система была отброшена. Средневековый мир феодальной политики, религиозных догм и отвратительных суеверий рухнул под натиском науки. Но на самом деле это случилось потому, что средневековая система перестала работать. Она уже не работала ни в экономике, н в познании Вселенной. Она не соответствовала миру, пришедшему на смену средневековью.
Но в наше время наука, как система убеждений, насчитывает сотни лет существования. И подобно средневековой системе, наука перестает соответсвовать окружающему миру. Наука достигла вершины своего могущества, и стали видны границы ее применимости. Преимущественно благодаря науке миллиарды людей живут в тесном мирке, пронизанном множеством связей. Но наука не подскажет, что нужно делать в этом мирке или как в нем жить. Наука может объяснить, как построить ядерный реактор, но не подскажет, что строить его не следует.
Наука может создать пестициды, но не говорит, чтобы ими не пользовались. И наш мир превращается в тотально загрязненный. Загрязнен воздух, загрязнены вода и почва... И все это из-за бесконтрольного развития науки.
И в то же время исчезло важнейшее интеллектуальное оправдание существования науки. Еще со времен Ньютона и Декарта наука предлагала нам картину полнейшего контроля. Она претендовала на то, что будет контролировать все на свете, поскльку постигнет законы природы. Но в ХХ веке эта вера была безнадежно поколеблена.
Сначал гейзенберговский принцип неопределенности установил пределы того, что мы можем узнать о субатомном мире. Можно сказать: "Ну и хер с ним! Никто из нас не живет в субатомном мире. В обыденной жизни это не имеет значения!". Затем теорема Геделя наложила ограничения на математику - формальный язык науки. математики всегда считали, что их языку присуща некая особая истинность, идущая от законов логики. Теперь нам известно, что так называемая "причинность" оказалась игрой по произвольным правилам. Это все не такие узкие вопросы, как нам представлялось.
А теперь теория Сложностей подтверждает, что непредсказуемость - неотъемлемый компонент нашей повседневной жизни. Она столь же обычное явление, как, скажем, гроза, которую так и не научились точно предсказывать. И великая мечта науки, мечта, владевшая умами несколько сотен лет - я имею в виду мечту о тотальном контроле - в нашем веке благополучно захирела. Наука всегда говорила, что не знае всего, но непременно когда-нибудь узнает. Однако теперь понятно, что это - не более, чем дурацкая похвальба. Подобная бредятина так же доводит до беды, как нелепая мысль, которая толкает ребенка спрыгнуть с крыши: дескать, он сможет полететь, будто птица.
Мы становимся свидетелями заката научной эры. Наука, как и другие, устаревшие системы, сама себя разрушает. Чем больше она приобретает могущества, тем менее способна с ним управляться. Полвека назад все сходили с ума при мысли об атомной бомбе. Это было символом мощи! Ничего мощнее и вообразить было нельзя! Но всего через десять лет после создания бомбы стала проявляться мощь генетики. А это куда серьезнее, чем атомная энергия. Достижения ученых-генетиков используются где угодно и кем угодно: садоводом-любителем и школьником в лаборатории, диктатором и террористами. Это должно бы застваить каждого задать вопрос: " А что будет с мощью, которой я обладаю?" Но именно на этот вопрос наука не в состоянии дать ответа.
Нас ждут перемены. Большие перемены.Те, что всегда подобны смерти - и невозможно узнать, что находится по ту сторону, пока сам там не окажешься.
© Л. Борнхайм. "Теория кризисов"
Кризис творится людьми, которые вступают в него со всеми своими предрассудками, ристрастиями и предубеждениями. Кризис есть сумма промахов, недоумений и интуитивных озарений, совокупность замеченных и незамеченных факторов.
В то же время за неповторимостью любого кризиса скрывается поразительное их сходство друг с другом. Характерная особенность всех без исключения кризисов - их предвидимость в ретроспективе. Кажется, будто им присущя некая неизбежность, будто они предопределены свыше. И хоть это замечание и не относится ко всем без исключения кризисам, оно справедливо по отношению к столь значительному их числу, что закаленнейший из историков может стать циником и мизантропом.
© А. Покран. "Культуры, кризисы и перемены".
Основополагающая идея любой науки в том, что это новый взгляд на реальность, что законы мироздания объективны и не завистя от чьей-то веры и национальности. Словом, что все в мире устроено рационально. В XV веке эта идея была новой и возбуждала умы. Она открывала перспективы и внушала веру в будущее. старая средневековая система была отброшена. Средневековый мир феодальной политики, религиозных догм и отвратительных суеверий рухнул под натиском науки. Но на самом деле это случилось потому, что средневековая система перестала работать. Она уже не работала ни в экономике, н в познании Вселенной. Она не соответствовала миру, пришедшему на смену средневековью.
Но в наше время наука, как система убеждений, насчитывает сотни лет существования. И подобно средневековой системе, наука перестает соответсвовать окружающему миру. Наука достигла вершины своего могущества, и стали видны границы ее применимости. Преимущественно благодаря науке миллиарды людей живут в тесном мирке, пронизанном множеством связей. Но наука не подскажет, что нужно делать в этом мирке или как в нем жить. Наука может объяснить, как построить ядерный реактор, но не подскажет, что строить его не следует.
Наука может создать пестициды, но не говорит, чтобы ими не пользовались. И наш мир превращается в тотально загрязненный. Загрязнен воздух, загрязнены вода и почва... И все это из-за бесконтрольного развития науки.
И в то же время исчезло важнейшее интеллектуальное оправдание существования науки. Еще со времен Ньютона и Декарта наука предлагала нам картину полнейшего контроля. Она претендовала на то, что будет контролировать все на свете, поскльку постигнет законы природы. Но в ХХ веке эта вера была безнадежно поколеблена.
Сначал гейзенберговский принцип неопределенности установил пределы того, что мы можем узнать о субатомном мире. Можно сказать: "Ну и хер с ним! Никто из нас не живет в субатомном мире. В обыденной жизни это не имеет значения!". Затем теорема Геделя наложила ограничения на математику - формальный язык науки. математики всегда считали, что их языку присуща некая особая истинность, идущая от законов логики. Теперь нам известно, что так называемая "причинность" оказалась игрой по произвольным правилам. Это все не такие узкие вопросы, как нам представлялось.
А теперь теория Сложностей подтверждает, что непредсказуемость - неотъемлемый компонент нашей повседневной жизни. Она столь же обычное явление, как, скажем, гроза, которую так и не научились точно предсказывать. И великая мечта науки, мечта, владевшая умами несколько сотен лет - я имею в виду мечту о тотальном контроле - в нашем веке благополучно захирела. Наука всегда говорила, что не знае всего, но непременно когда-нибудь узнает. Однако теперь понятно, что это - не более, чем дурацкая похвальба. Подобная бредятина так же доводит до беды, как нелепая мысль, которая толкает ребенка спрыгнуть с крыши: дескать, он сможет полететь, будто птица.
Мы становимся свидетелями заката научной эры. Наука, как и другие, устаревшие системы, сама себя разрушает. Чем больше она приобретает могущества, тем менее способна с ним управляться. Полвека назад все сходили с ума при мысли об атомной бомбе. Это было символом мощи! Ничего мощнее и вообразить было нельзя! Но всего через десять лет после создания бомбы стала проявляться мощь генетики. А это куда серьезнее, чем атомная энергия. Достижения ученых-генетиков используются где угодно и кем угодно: садоводом-любителем и школьником в лаборатории, диктатором и террористами. Это должно бы застваить каждого задать вопрос: " А что будет с мощью, которой я обладаю?" Но именно на этот вопрос наука не в состоянии дать ответа.
Нас ждут перемены. Большие перемены.Те, что всегда подобны смерти - и невозможно узнать, что находится по ту сторону, пока сам там не окажешься.
