(no subject)
Jun. 14th, 2006 08:27 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
saphir_the_lastФРАНЦИЯ МЕЖДУ ДВУМЯ ВОЙНАМИ
Во французском военном строительстве после первой мировой войны трудно выделить хотя бы одну сферу, в которой принимаемые меры соответствовали бы первоначальному замыслу и выполнялись полностью. Как показал 1940 г., Франция вновь запоздала на одну войну.
Объяснение этому следует в первую очередь искать в противоборстве двух противоположных тенденций, формировавших политику национальной обороны, определявших организационную структуру, материальную базу и критерии боеспособности вооруженных сил. Первая вызревала еще после ее окончания. Она утверждалась на осознании того, что больше такой войны не будет, во всяком случае ее нельзя было допустить: страна потеряла, не считая экономического ущерба, 1 миллион 300 тысяч убитыми и 2 миллиона 800 тысяч ранеными, 600 тысяч человек стали инвалидами. К этому же мир казался незыблемым, будучи обеспечен победой, военным и экономическим ослаблением зачинщика войны, а также мощным союзом держав-победительниц, закрепивших послевоенное устройство мира системой коллективной безопасности.
Вторая тенденция вытекала из фактического сохранения и даже обострения тех же антагонизмов, однажды приведших к мировому конфликту. Франция по-прежнему имела перед собой хотя и поверженного, но потенциально более сильного и быстро возрождающегося противника, реваншистские помыслы которого стимулировались к тому же очевидными перекосами версальской системы. События в мире и на континенте привели в конечном итоге к трезвому пониманию того, что в складывавшейся обстановке национальная безопасность обеспечивалась в первую очередь должным усилием по подготовке страны к обороне.
В определенной связи с обеими тенденциями выявлялось и другое устойчивое явление всего межвоенного периода, возникшее именно в недрах вооруженных сил и на их же состояние влиявшее. Этим явлением, получившим, правда, распространение и в других армиях-победительницах, стала канонизация опыта закончившейся войны и его привнесение в качестве абсолютной истины в военную доктрину и практику государства. Армия, во все времена бывшая любимым детищем Франции, спасшая отечество, приобрела невиданный авторитет, а ее полководцы и солдаты - славу национальных героев. В первые послевоенные годы она пользовалась разного рода почестями, всеобщим уважением и заботой общества, поглощаясь им в ходе массовой демобилизации. Наиболее прославившиеся военачальники - Жоффр, Фош, Петэн, Файоль д'Эспере, стали маршалами Франции, другие получили высокие посты в военно-политическом руководстве. Ветеранам вручались награды, повсеместно открывались дома инвалидов, устанавливались памятники и обелиски, военных специалистов охотно брали на работу, особенно в развившихся в ходе войны отраслях - авиа- и автомобилестроении, металлургии, электротехническом и химическом производстве. Ветераны втягивались в политическую жизнь и нередко становились невольными участниками политических спекуляций. Например, сформированная в 1921 г. палата депутатов получила название "серо-голубая" (по цвету солдатских шинелей) и стала одной из самых реакционных в истории страны, потому что противоборствующие политические группировки представляли в ней не очень разбиравшиеся в тонкостях интриг бывшие участники войны, избранные народом в знак его доверия ветеранам.
В эти же годы в условиях послевоенного ухудшения финансово-экономической конъюнктуры быстрыми темпами осуществлялось сокращение вооруженных сил. Только по закону от 1 апреля 1923 г., установившему продолжительность срочной службы в 18 месяцев, численность армии сократилась почти вдвое, и хотя она насчитывала в своих рядах более 600 тысяч человек, скрывала за своим фасадом рыхлую структуру, а спустя 10 лет по существу была лишь тенью того, чем она являлась в 1918 г. Но если численность личного состава сократилась, то количество штабов и войсковых единиц осталось неизменным. Техника и вооружение были времен войны, средства на финансирование НИОКР выделялись незначительные, ни одна из разработанных в 1921-1925 гг. программ развития так и не была утверждена. К тому же спешка, в которой ковалось оружие в годы войны, сказалась и на его качестве, что практически делало его непригодным
для создания стратегических запасов.
призыв стал производиться дважды в год по системе весна-осень, и поэтому практически все служебное время занимала интенсивная и повторяющаяся рутина одиночной подготовки и сколачивания мелких подразделений, к тому же все хуже и хуже оплачиваемая. Например, младший лейтенант без семьи получал на 50 франков больше парижского дворника, а капитан с двумя детьми - наравне с неженатым бригадиром полиции. В еще более тяжелом положении были унтер-офицеры, и это притом, что 66% военного бюджета шло на жалованье командному составу и 10% - солдатам, и только 24% - на материально-техническую базу.
Все это не могло не сказаться на дисциплине и порядке в войсках, на отношении кадровых военнослужащих к своим обязанностям, хотя в целом сами они редко драматизировали эти трудности, считая их естественным следствием трудностей, переживаемых всей страной. Как следствие, поднялась волна общественной критики в адрес армии, престиж профессии офицеры падал, осложнились перспективы служебной карьеры. Недобор в военно-учебные заведения стал хроническим, резко усилился перелив кадров в гражданские отрасли.
В общих чертах весь межвоенный период истории французской армии можно разделить на два неравнозначных этапа, дезорганизации и упадка - вплоть до 1939 г. и затем стремительного, но запоздалого подъема, который уже не мог восполнить упущения многолетнего отсутствия перспективной программы развития вооруженных сил и подготовки страны к надвигающейся войне.
Упоминавшаяся канонизация форм и методов первой мировой войны проявлялась, в частности, в том, что продолжавшие службу ее участники из числа высшего командного состава не могли и не хотели реально оценить значение новых явлений и факторов, а свои собственные представления, сложившиеся в 1914-1918 гг., почти полностью переносили на прогностические модели будущего столкновения.
Моторизация сухопутных войск считалась бессмысленным расточительством, на вооружение принимались в основном только танки непосредственной поддержки пехоты, долгое время игнорировалась бомбардировочная и штурмовая авиация. И вообще, не увидев в свое да и в более позднее время реальных возможностей танков и авиации, считали их неперспективными, так как они якобы будут полностью нейтрализованы противотанковыми и зенитными средствами, основу которых составляла испытанный "бог войны" - артиллерия.
Безусловно утверждались сугубо оборонительные концепции в планах подготовки и ведения войны. Их в тот период было принято семь, но все они, несмотря на многочисленные корректировки, имели одну суть. Так, план "Е" 1938 г., отличавшийся от предшествовавших большей конкретностью и даже не исключавший возможность наступательных действий на отдельных направлениях, в целом ориентировал вооруженные силы на подготовку и ведение оборонительных действий на рубеже фортификационных укреплений на восточных границах. Это была известная "линия Мажино", получившая название по имени министра национальной обороны (1922-1924 и 1929-1923 гг.). Она была построена в 1927-1936 гг. для защиты Эльзаса и Лотарингии и должна была представлять собой многополосную систему инженерных сооружений, на которой могли располагаться войска прикрытия, обеспечивающие развертывание вооруженных сил. Однако многолетнее строительство так и осталось незавершенным. Считалось, что "линия" станет костяком образования сплошного фронта, способность защитить Францию до вступления в войну ее союзников, а до этого времени предполагалось провести полную мобилизацию и развернуть военное производство.
Готовность Франции к полномасштабному вступлению в войну ставилась в зависимость от активных действий союзных стран, в частности Польши. В то же время последовательно отвергался союз с СССР, причем именно французский генеральный штаб встал преградой на пути развития франко-советского военного сотрудничества. Компенсировать это могли бы соответствующие соглашения с Советским Союзом, но генеральный штаб препятствовал их заключению, и правительство уступило. Но несмотря на отсутствие полноценного союза, военные контакты двух стран осуществлялись. Так, на осенних учениях Красной Армии в 1935 и 1936 гг. присутствовали высокопоставленные представители французского военного командования. Более того, 29 1932 г. был заключен двусторонний пакт о ненападении, а 2 мая 1935 г. - пакт о взаимопомощи, первый в истории взаимоотношений капиталистических и социалистических государств.
По декрету от 7 сентября 1938 г. общее руководство войной возлагалось на правительство. Для ее подготовки и ведения оно формировало Высший совет национальной обороны, в который входили весь кабинет, маршал Петэн (в качестве бывшего главкома во время первой мировой войны), начальник генерального штаба, а также с совещательным голосом командующие сухопутными войсками, ВВС, ВМФ и начальник штаба министерства колоний. На время войны создавался военный комитет (в мирное время его деятельность обеспечивалась постоянным комитетом национальной обороны) в составе президента республики, министра национальной обороны, министров сухопутных войск, командующих тремя видами вооруженных сил и начальника штаба министерства колоний. Примечательно, что начальнику генерального штаба не подчинялись ни авиация, ни флот, несмотря на ясное понимание высшим военным руководством роли взаимодействия видов вооруженных сил. Этот вопрос неоднократно дебатировался на различных уровнях, но ссылки представителей ВВС и ВМФ та техническую сложность и специфику каждый раз сказывалась весомей. Более того, если в отношении сухопутных войск и ВВС начальник генерального штаба наделялся полномочиями координировать их действия в области планирования операций и мобилизационных мероприятий, то на флот эти полномочия могли распространяться лишь по особому указанию министра национальной обороны.
Главенствующее положение неизменно оставалось за сухопутными войсками, их состоянием определялось состояние всех вооруженных сил. Достаточно сказать, что к началу войны они составляли до 90% численности всех вооруженных сил. В сухопутных же войсках основным родом войск считалась пехота, что соответствовало установленной законом о кадрах и личном составе от 28 марта 1928 г. пропорции: пехота - 50% численного состава (на практике достигала и превышала 60%), артиллерия - 22,2%, кавалерия - 8,7%, авиация - 7,4%, инженерные войска - 6,1%. С 1926 г. установилось деление на войска обороны метрополии, заморские войска, а также войска готовности, комплектовавшиеся в Северной Африке и в бассейне Средиземноморья в качестве возможного усиления для действий в метрополии и вне европейского ТВД. С учетом неблагоприятной демографической ситуации и опыта предыдущей войны пополнению войск за счет колоний стало уделяться все больше внимания. Если в первые послевоенные годы темнокожие солдаты в метрополии вызывали некоторое удивление, то со временем это стало обычным явлением. Их общая численность в составе армий мирного времени в 1934-1939 гг. возросла до 157 с лишним тысяч человек, причем они составляли самый профессионализированный компонент вооруженных сил, так как более чем на 30% состояли из военнослужащих по контракту.
Численность вооруженных сил, продолжительность службы были основным предметом острых дискуссий на различных уровнях и стали вопросами не только военной организации, но и приобрели сугубо политическое значение, тесно увязываемое с ресурсными возможностями страны и международной обстановкой. Мало кто сомневался, например, в том, что средством повышения боеспособности армии без значительного увеличения численности мог стать ее перевод на контрактную систему комплектования. С этой целью предпринимались определенные шаги по стимулированию этой системы в технически сложных специальностях, устанавливались некоторые привилегии по окладу и прохождению службы. Но превалировало мнение политиков, подчеркивавших несовместимость профессионалов в армии и устоев французской демократии.
Положение еще резче обозначилось после сокращения 31 марта 1928 г. срока действительной службы до 1 года и возрастания военной напряженности с середины 30-х годов. Отбросив предложения военных о реорганизации вооруженных сил, которая могла бы позволить реформировать их структуру и приспособить ее к быстрому развертыванию на случай всеобщей мобилизации, правительство просто задержало на 6-12 месяцев увольнение и с 21 года до 20 лет понизило призывной возраст. Фактически на все последующие годы вводилась двухлетняя срочная служба, а правительство, не меняя закона, достигало, казалось, сразу двух целей: увеличения численности войск и положительного воздействия на значительный рост безработицы. Но уже на следующий день ответные меры приняла и Германия, восстановив воинскую повинность, и тем самым гонка вооружений получила дополнительный импульс.
Тем не менее численность французской армии в эти годы росла медленно, несмотря на требования военного ведомства адекватно отреагировать на аншлюс Австрии и "Мюнхен" дополнительным призывом 40 и 104 тысяч человек соответственно, чтобы как-то компенсировать приобретения Германии. С 1935 по 1939 годы штатная численность французской армии, дислоцированной в метрополии, возросла с 350 тысяч до 462 тысяч человек, хотя списочная численность не превышала 425 тысяч. Естественно, что в условиях жестких бюджетных ограничений первостепенное внимание должно было быть нацелено на подготовку резервов. Упомянутым законом 1928 г. общая продолжительность военной службы устанавливалась в 28 лет, из которых 3 года отводилось на запас готовности, 16 - на запас первой и 8 - на запас второй очереди. На обучение резервистов планировалось всего три недели, но и этот срок не выдерживался. Хотя по мобилизационным расчетам из 7 офицеров и унтер-офицеров 6 должны были призываться из запаса, подготовкой резервистов этих категорий было охвачено от 10% (унтер-офицеры) до 24-20% (офицеры).
Боевая подготовка войск базировалась на представлениях и опыте первой мировой войне. Упор делался на подготовку пехотных подразделений, к этому и была в основном приспособлена все учебная база. Ведущим методическим приемом по существу оставалось натаскивание бойцов и мелких подразделений. Как красноречиво подчеркивалось в изданном 30 апреля 1935 г. "Циркуляре о подготовке кадров и войск", следовало вырабатывать у личного состава рефлексы, которые дадут ему возможность в условиях боя инстинктивно делать то, что усвоено в мирное время: офицерами осознанно, а солдатами механически. Примерно то же внушалось и циркуляром 1937 г., где определенно указывалось на ненадобность общевойсковой подготовки и на первостепенную важность морально-психологической. Другими словами, авторитет пехоты как царицы полей и вершительницы судеб боя был незыблем и недосягаем, даже в ущерб другим родам войск. Не случайно после серии временных инструкций первым в июне 1938 г. был принят боевой устав пехоты, в котором значительное место уделялось превознесению вооруженного автоматическим стрелковым оружием пехотинца. И в частности указывалось на то, что соседство на поле боя танков и пехоты опасно для последней, так как танки шумны, демаскируют свои войска и притягивают к пехоте огонь противника. Сомнения в боевых возможностях, предназначении и формах боевого применения бронемашин не были сняты до самого последнего момента. Долгое время танковым войскам как роду войск даже отказывали в праве на существование и потому первые танковые формирования - легкие механизированные дивизии появились в кавалерии и то лишь в середине 30-х годов, но только к исходу этого десятилетия были полностью укомплектованы две первые легкие механизированные дивизии.
В отличие от формирований в составе кавалерии собственно танковые войска создавались как батальоны непосредственной поддержки пехоты, на период мирного времени сведенные в полки и бригады. Окончательный выбор базовой модели тяжелых танков был сделан только в августе 1939 г. и если общее число танков несколько превышало к войне 1300 шт., то более 1100 из них были легкими.
Неопределенность военной политики сказывалась и на организационном устройстве войск. Несмотря на обилие организационно-штатных моделей, основная войсковая единица французской армии - дивизия так и не приобрела законченный структурный вид, не было определено ни общее количество соединений, ни соотношение отдельных их типов. На практике же большинство дивизий были кадрированными. С началом мобилизации их предполагалось развернуть в 80-100 дивизий двух типов. Тип А должен был быть укомплектован на 75% кадровым личным составом и на 25% резервистами первой очереди, в то время как тип Б только на 45% укомплектовывался кадровыми военнослужащими, а основную массу оставляли резервисты старших возрастов. И вооружение дивизии типа Б было значительно хуже. С преодолением тех же трудностей шло развитие и других видов вооруженных сил. Это особенно было видно на примере авиации, получившей столь стремительное развитие в годы первой мировой войны. Ее боевая эффективность выглядела настолько очевидной и впечатляющей, что даже на международном уровне предметно обсуждался вопрос об ограничении антигуманных приемов и способов ее использования (бомбометание с воздуха, например). Но не это обстоятельство стало причиной того, что в 1936 г. французские вооруженные силы располагали всего 386 самолетами, из которых только 194 были боевыми. В результате авиация оставалась организационно неоформленной, да и бюджетные ассигнования на нее, хотя и росли но были меньшими, чем на сухопутные войска и флот. В 1931-1938 гг. они были на уровне 12,8-23% от общих расходов.
Непростыми были и отношения министерства ВВС с авиационной промышленностью. Множество авиационных заводов производили и множество моделей самолетов, далеко не по всем параметрам удовлетворявших военного заказчика. В свою очередь сдерживаемый финансовыми ограничениями военный заказчик не был надежным партнером производящих фирм. Вот почему в 1034-1938 гг. промышленные поставки самолетов колебались в пределах 197-570 шт. в год и только в 1939 г. произошел резкий скачок - 2277 аппаратов. В войну же французская авиация вступил, имея всего 3335 самолетов (считая и морскую авиацию), располагая наличные силы в трех смешанных воздушных армиях, во всех армейских корпусах, армиях и фронтах.
Военно-морской флот успел почти полностью обновить свою материальную базу и считался одним из лучших в мире: к войне он подошел, имея в строю 296 боевых и вспомогательных судов. Недостаточное внимание уделялось строительству авианосцев (было всего 2 авианесущих корабля), не хватало ультразвукового акустического оборудования. Оказывала свое влияние и вековая догма, подкрепленная опытом первой мировой войны, согласно которой море считалось бессильным перед сушей. Считалось, что, как и в 1918 г., силы флота будут периодически покидать порты, чтобы только сопровождать конвои, осуществлять патрулирование и рейдовые действия, препятствовать рейдам противника.
Столкновение обеих задающих тенденций особенно явственно проявлялось в отношении к бюджетным ассигнованиям на оборону и, в частности, на финансирование программ вооружений. Лишь в самый канун войны существенно изменились не только объем, но и структура оборонного бюджета - из бюджета содержания армии он превратился в бюджет перевооружения и довооружения.
Динамика процесса представлена в таблице:
1935 ___________ 1936 ___________ 1937 ___________ 1938 ___________ 1939
Общие военные расходы (в млн.фр.)
6652 ___________ 7941 __________ 11812 __________ 15227 __________ 56888
Их рост (в %)
9,5 _____________ 7 ______________ 12,5 __________ 13,5 ____________ 35,3
Расходы на вооружение (в млн.фр.)
1977 ___________ 3056 ____________ 5497 _________ 7065 ___________ 20746
Их рост (в %)
8 ______________ 38 ______________ 36 ____________ 13 _____________ 177
В связи с тем, что законодатели все эти годы выделяли меньше средств, чем запрашивало военное ведомство, оно не имело возможности осуществить широкое перевооружение и ограничивалось отдельными направлениями, приоритет которых определялся военно-политической обстановкой, социально-экономическим положением в стране и другими факторами. В разные годы упор делался то на численный рост вооруженных сил, то на инженерное оборудование местности, то на производство тех или иных видов вооружений. Но чаще под давлением насущных потребностей происходило распыление выделяемых средств.
К характеристике материальной базы можно было бы добавить отсутствие переправочных средств и слабое внедрение технических новшеств, неразвитость средств и систем связи (например, и в будущей войне намеревались использовать голубиную почту и оптическую сигнализацию) и другие нерешенные проблемы и непреодоленные трудности. Однако они в канун войны не меняли существа вывода, сделанного французским генеральным штабом еще в 1936 г.: армия вне своих гарнизонов нежизнеспособна из-за нехватки материальных средств, особенно машин и экипажей.
Однако картина не была бы полной, если при анализе состоянии такого специфического общественного института, как вооруженные силы, не учитывались бы, кроме материально-технических и организационных аспектов, морально-политический потенциал людей. В общественном сознании для большей части периода была характерна постепенная трансформация образа армии как надежного гаранта безопасности и суверенитета в неоправданно и непродуктивно поглощающую оскудевшее национальное богатство организацию. Эта контрастная перемена болезненно воспринималась военнослужащими, которые свою личную судьбу, профессионализм и возбужденные закончившейся войной патриотические чувства увидели в глазах общественного мнения девальвированными.
К тому же это прямо и косвенно усиливалось достаточно очевидным противоречием между новым оружием и архаичными представлениями о способах его боевого применения. Практически это проявлялось в несоответствии методов и содержания подготовки армии и форм ее организации обнаруженным первой мировой войной реалиям. Дискуссии же о войне и армии 20-го столетия были хотя и бурными, но для новаторов бесплодными. Среди них, например, был и молодой командир танковой бригады Ш. де Голль, опубликовавший в 1934 г. книгу "К профессиональной армии", в которой, в частности, подчеркивал важность принципиально новых отношений между человеком и современной техникой.
Признаки неблагополучия в армии проступали при решении ею ряда практических задач внутренней и внешней политики, еще более усиливали критическое отношение к ней, вселяли неуверенность в самих военнослужащих и сомнение армейской массы в способности политиков и генералов управлять, а военно-политического руководства - в готовности и умении армии выполнять приказы. Многие французы, например, расценили вывод войск из Рура и Рейнской области как сдачу именно армией завоеванных в войне всего народа позиций Франции. Тем более, что оккупация Рура в 1923 г. была осуществлена с целью вынудить Германию продолжать репарационные платежи, а с расхожим лозунгом "Германия заплатит за все" связывались планы на восстановление экономики и перевооружение самой армии.
С большими трудностями, людскими и материальными потерями, жестоко и мстительно подавляли французские войска восстания в Марокко и Сирии. В Марокко в 1925-1926 гг. группировка численностью до 130 тысяч человек, не считая туземных войск, имевшая на вооружении танки, авиацию, тяжелую артиллерию, действовавшая совместно с испанским контингентом, длительное время не могла справиться с провозгласившей свою независимость маленькой республикой Риф, боевые силы которой по всем объективным параметрам разительно уступали экспедиционному корпусу. Характерно, что ею командовал маршал Петэн, пытавшийся внедрить против летучих отрядов повстанцев "европейский метод" ведения войны - создавал мощные общевойсковые группировки, методично их продвигал по операционным направлениям, настойчиво искал решающего сражения с главными силами противника. Но война приобрела "сезонный" характер, когда с началом периода дождей встала техника, а затем и вся операция. Победители немцев во главе с прославленным маршалом пасовали перед туземцами, армия обнаруживала свою рыхлость, неповоротливость и плохую управляемость. К тому же в ряде полков, на кораблях средиземноморской эскадры прошли волнения, отмечались случаи братания с марокканцами, несколько частей из-за неблагонадежности пришлось отозвать с фронта.
Обществом были отмечены и другие действия армии, расцененные как ее недостаточная компетентность. Оно требовало ответа на вопросы, почему бездействовал флот, когда в ходе испанской войны немецкие корабли потопили 4 и повредили 42 французских судна; почему у военного руководства не было плана адекватных действий, кроме требования мобилизации, в ответ на занятие немцами Рейнской области в 1936 г. ; почему 130 генералов и офицеров вопреки правительственной позиции выступили в прессе с публичным протестом против мюнхенских соглашений?
Как следствие политизации армии был расценен и отказ войск стрелять и штурмовать баррикады во время забастовок в Париже, Страсбурге, Вьенне и других городах. Но политизованная социально-экономической ситуацией армия стала ареной и предметом политической борьбы. В 30-е годы набирала силу организация "Боевые кресты". Она возникла в 1928 г. из ветеранов, награжденных этим орденом, и первоначально выступала за связь общества с армией. В последующем она все более превращалась в активную силу французского фашизма, пустила свои корни в войсках и пользовалась этим для создания запасов оружия, сколачивания и обучения военизированных формирований.
В январе 1937 г. по всем военным округам были распространены копии документов, поступивших из Испании. Из них следовало, что СССР и французские коммунисты готовят в вооруженных силах переворот. Получив огласку, афера стала поводом для широкого обсуждения положения в армии и причиной довольно острых распрей в высшей военном руководстве. Официальные лица вынуждены были резко высказаться в том смысле, что никому не будет позволено на службе выражать любые политические симпатии. Одновременно началась активная кампания по нейтрализации антимилитаристских выступлений прессы и вообще антимилитаристской пропаганды, к которой была отнесена критика в адрес государства, армии или военных, включая и такие вопросы, как служебная нагрузка офицеров и их взаимоотношения с унтер-офицерами, заболеваемость личного состава и в целом бытовые условия военнослужащих срочной службы и т.п.
Приведенные события и эпизоды не воспринимались, однако, в качестве предвестников надвигающейся грозы. Они достаточно естественно вписывались в международную обстановку и соответствовали общей и военной политике Франции, которая проводилась на основе тех же принципов обеспечения безопасности, что и политика других европейских держав, одновременно вступивших из послевоенного в предвоенное состояние. Во всяком случае во французском военном строительстве невозможно выявить каких-либо фатальных изъянов, которые бы неумолимо предрешали драму 1940 г. Уже тот факт, что армии всех подвергшихся агрессии государств не выдержали первого удара, были смяты и дезорганизованы и лишь затем началась новая военная организация и новая военная организация и новая борьба, подтверждает этот вывод.
Во французском военном строительстве после первой мировой войны трудно выделить хотя бы одну сферу, в которой принимаемые меры соответствовали бы первоначальному замыслу и выполнялись полностью. Как показал 1940 г., Франция вновь запоздала на одну войну.
Объяснение этому следует в первую очередь искать в противоборстве двух противоположных тенденций, формировавших политику национальной обороны, определявших организационную структуру, материальную базу и критерии боеспособности вооруженных сил. Первая вызревала еще после ее окончания. Она утверждалась на осознании того, что больше такой войны не будет, во всяком случае ее нельзя было допустить: страна потеряла, не считая экономического ущерба, 1 миллион 300 тысяч убитыми и 2 миллиона 800 тысяч ранеными, 600 тысяч человек стали инвалидами. К этому же мир казался незыблемым, будучи обеспечен победой, военным и экономическим ослаблением зачинщика войны, а также мощным союзом держав-победительниц, закрепивших послевоенное устройство мира системой коллективной безопасности.
Вторая тенденция вытекала из фактического сохранения и даже обострения тех же антагонизмов, однажды приведших к мировому конфликту. Франция по-прежнему имела перед собой хотя и поверженного, но потенциально более сильного и быстро возрождающегося противника, реваншистские помыслы которого стимулировались к тому же очевидными перекосами версальской системы. События в мире и на континенте привели в конечном итоге к трезвому пониманию того, что в складывавшейся обстановке национальная безопасность обеспечивалась в первую очередь должным усилием по подготовке страны к обороне.
В определенной связи с обеими тенденциями выявлялось и другое устойчивое явление всего межвоенного периода, возникшее именно в недрах вооруженных сил и на их же состояние влиявшее. Этим явлением, получившим, правда, распространение и в других армиях-победительницах, стала канонизация опыта закончившейся войны и его привнесение в качестве абсолютной истины в военную доктрину и практику государства. Армия, во все времена бывшая любимым детищем Франции, спасшая отечество, приобрела невиданный авторитет, а ее полководцы и солдаты - славу национальных героев. В первые послевоенные годы она пользовалась разного рода почестями, всеобщим уважением и заботой общества, поглощаясь им в ходе массовой демобилизации. Наиболее прославившиеся военачальники - Жоффр, Фош, Петэн, Файоль д'Эспере, стали маршалами Франции, другие получили высокие посты в военно-политическом руководстве. Ветеранам вручались награды, повсеместно открывались дома инвалидов, устанавливались памятники и обелиски, военных специалистов охотно брали на работу, особенно в развившихся в ходе войны отраслях - авиа- и автомобилестроении, металлургии, электротехническом и химическом производстве. Ветераны втягивались в политическую жизнь и нередко становились невольными участниками политических спекуляций. Например, сформированная в 1921 г. палата депутатов получила название "серо-голубая" (по цвету солдатских шинелей) и стала одной из самых реакционных в истории страны, потому что противоборствующие политические группировки представляли в ней не очень разбиравшиеся в тонкостях интриг бывшие участники войны, избранные народом в знак его доверия ветеранам.
В эти же годы в условиях послевоенного ухудшения финансово-экономической конъюнктуры быстрыми темпами осуществлялось сокращение вооруженных сил. Только по закону от 1 апреля 1923 г., установившему продолжительность срочной службы в 18 месяцев, численность армии сократилась почти вдвое, и хотя она насчитывала в своих рядах более 600 тысяч человек, скрывала за своим фасадом рыхлую структуру, а спустя 10 лет по существу была лишь тенью того, чем она являлась в 1918 г. Но если численность личного состава сократилась, то количество штабов и войсковых единиц осталось неизменным. Техника и вооружение были времен войны, средства на финансирование НИОКР выделялись незначительные, ни одна из разработанных в 1921-1925 гг. программ развития так и не была утверждена. К тому же спешка, в которой ковалось оружие в годы войны, сказалась и на его качестве, что практически делало его непригодным
для создания стратегических запасов.
призыв стал производиться дважды в год по системе весна-осень, и поэтому практически все служебное время занимала интенсивная и повторяющаяся рутина одиночной подготовки и сколачивания мелких подразделений, к тому же все хуже и хуже оплачиваемая. Например, младший лейтенант без семьи получал на 50 франков больше парижского дворника, а капитан с двумя детьми - наравне с неженатым бригадиром полиции. В еще более тяжелом положении были унтер-офицеры, и это притом, что 66% военного бюджета шло на жалованье командному составу и 10% - солдатам, и только 24% - на материально-техническую базу.
Все это не могло не сказаться на дисциплине и порядке в войсках, на отношении кадровых военнослужащих к своим обязанностям, хотя в целом сами они редко драматизировали эти трудности, считая их естественным следствием трудностей, переживаемых всей страной. Как следствие, поднялась волна общественной критики в адрес армии, престиж профессии офицеры падал, осложнились перспективы служебной карьеры. Недобор в военно-учебные заведения стал хроническим, резко усилился перелив кадров в гражданские отрасли.
В общих чертах весь межвоенный период истории французской армии можно разделить на два неравнозначных этапа, дезорганизации и упадка - вплоть до 1939 г. и затем стремительного, но запоздалого подъема, который уже не мог восполнить упущения многолетнего отсутствия перспективной программы развития вооруженных сил и подготовки страны к надвигающейся войне.
Упоминавшаяся канонизация форм и методов первой мировой войны проявлялась, в частности, в том, что продолжавшие службу ее участники из числа высшего командного состава не могли и не хотели реально оценить значение новых явлений и факторов, а свои собственные представления, сложившиеся в 1914-1918 гг., почти полностью переносили на прогностические модели будущего столкновения.
Моторизация сухопутных войск считалась бессмысленным расточительством, на вооружение принимались в основном только танки непосредственной поддержки пехоты, долгое время игнорировалась бомбардировочная и штурмовая авиация. И вообще, не увидев в свое да и в более позднее время реальных возможностей танков и авиации, считали их неперспективными, так как они якобы будут полностью нейтрализованы противотанковыми и зенитными средствами, основу которых составляла испытанный "бог войны" - артиллерия.
Безусловно утверждались сугубо оборонительные концепции в планах подготовки и ведения войны. Их в тот период было принято семь, но все они, несмотря на многочисленные корректировки, имели одну суть. Так, план "Е" 1938 г., отличавшийся от предшествовавших большей конкретностью и даже не исключавший возможность наступательных действий на отдельных направлениях, в целом ориентировал вооруженные силы на подготовку и ведение оборонительных действий на рубеже фортификационных укреплений на восточных границах. Это была известная "линия Мажино", получившая название по имени министра национальной обороны (1922-1924 и 1929-1923 гг.). Она была построена в 1927-1936 гг. для защиты Эльзаса и Лотарингии и должна была представлять собой многополосную систему инженерных сооружений, на которой могли располагаться войска прикрытия, обеспечивающие развертывание вооруженных сил. Однако многолетнее строительство так и осталось незавершенным. Считалось, что "линия" станет костяком образования сплошного фронта, способность защитить Францию до вступления в войну ее союзников, а до этого времени предполагалось провести полную мобилизацию и развернуть военное производство.
Готовность Франции к полномасштабному вступлению в войну ставилась в зависимость от активных действий союзных стран, в частности Польши. В то же время последовательно отвергался союз с СССР, причем именно французский генеральный штаб встал преградой на пути развития франко-советского военного сотрудничества. Компенсировать это могли бы соответствующие соглашения с Советским Союзом, но генеральный штаб препятствовал их заключению, и правительство уступило. Но несмотря на отсутствие полноценного союза, военные контакты двух стран осуществлялись. Так, на осенних учениях Красной Армии в 1935 и 1936 гг. присутствовали высокопоставленные представители французского военного командования. Более того, 29 1932 г. был заключен двусторонний пакт о ненападении, а 2 мая 1935 г. - пакт о взаимопомощи, первый в истории взаимоотношений капиталистических и социалистических государств.
По декрету от 7 сентября 1938 г. общее руководство войной возлагалось на правительство. Для ее подготовки и ведения оно формировало Высший совет национальной обороны, в который входили весь кабинет, маршал Петэн (в качестве бывшего главкома во время первой мировой войны), начальник генерального штаба, а также с совещательным голосом командующие сухопутными войсками, ВВС, ВМФ и начальник штаба министерства колоний. На время войны создавался военный комитет (в мирное время его деятельность обеспечивалась постоянным комитетом национальной обороны) в составе президента республики, министра национальной обороны, министров сухопутных войск, командующих тремя видами вооруженных сил и начальника штаба министерства колоний. Примечательно, что начальнику генерального штаба не подчинялись ни авиация, ни флот, несмотря на ясное понимание высшим военным руководством роли взаимодействия видов вооруженных сил. Этот вопрос неоднократно дебатировался на различных уровнях, но ссылки представителей ВВС и ВМФ та техническую сложность и специфику каждый раз сказывалась весомей. Более того, если в отношении сухопутных войск и ВВС начальник генерального штаба наделялся полномочиями координировать их действия в области планирования операций и мобилизационных мероприятий, то на флот эти полномочия могли распространяться лишь по особому указанию министра национальной обороны.
Главенствующее положение неизменно оставалось за сухопутными войсками, их состоянием определялось состояние всех вооруженных сил. Достаточно сказать, что к началу войны они составляли до 90% численности всех вооруженных сил. В сухопутных же войсках основным родом войск считалась пехота, что соответствовало установленной законом о кадрах и личном составе от 28 марта 1928 г. пропорции: пехота - 50% численного состава (на практике достигала и превышала 60%), артиллерия - 22,2%, кавалерия - 8,7%, авиация - 7,4%, инженерные войска - 6,1%. С 1926 г. установилось деление на войска обороны метрополии, заморские войска, а также войска готовности, комплектовавшиеся в Северной Африке и в бассейне Средиземноморья в качестве возможного усиления для действий в метрополии и вне европейского ТВД. С учетом неблагоприятной демографической ситуации и опыта предыдущей войны пополнению войск за счет колоний стало уделяться все больше внимания. Если в первые послевоенные годы темнокожие солдаты в метрополии вызывали некоторое удивление, то со временем это стало обычным явлением. Их общая численность в составе армий мирного времени в 1934-1939 гг. возросла до 157 с лишним тысяч человек, причем они составляли самый профессионализированный компонент вооруженных сил, так как более чем на 30% состояли из военнослужащих по контракту.
Численность вооруженных сил, продолжительность службы были основным предметом острых дискуссий на различных уровнях и стали вопросами не только военной организации, но и приобрели сугубо политическое значение, тесно увязываемое с ресурсными возможностями страны и международной обстановкой. Мало кто сомневался, например, в том, что средством повышения боеспособности армии без значительного увеличения численности мог стать ее перевод на контрактную систему комплектования. С этой целью предпринимались определенные шаги по стимулированию этой системы в технически сложных специальностях, устанавливались некоторые привилегии по окладу и прохождению службы. Но превалировало мнение политиков, подчеркивавших несовместимость профессионалов в армии и устоев французской демократии.
Положение еще резче обозначилось после сокращения 31 марта 1928 г. срока действительной службы до 1 года и возрастания военной напряженности с середины 30-х годов. Отбросив предложения военных о реорганизации вооруженных сил, которая могла бы позволить реформировать их структуру и приспособить ее к быстрому развертыванию на случай всеобщей мобилизации, правительство просто задержало на 6-12 месяцев увольнение и с 21 года до 20 лет понизило призывной возраст. Фактически на все последующие годы вводилась двухлетняя срочная служба, а правительство, не меняя закона, достигало, казалось, сразу двух целей: увеличения численности войск и положительного воздействия на значительный рост безработицы. Но уже на следующий день ответные меры приняла и Германия, восстановив воинскую повинность, и тем самым гонка вооружений получила дополнительный импульс.
Тем не менее численность французской армии в эти годы росла медленно, несмотря на требования военного ведомства адекватно отреагировать на аншлюс Австрии и "Мюнхен" дополнительным призывом 40 и 104 тысяч человек соответственно, чтобы как-то компенсировать приобретения Германии. С 1935 по 1939 годы штатная численность французской армии, дислоцированной в метрополии, возросла с 350 тысяч до 462 тысяч человек, хотя списочная численность не превышала 425 тысяч. Естественно, что в условиях жестких бюджетных ограничений первостепенное внимание должно было быть нацелено на подготовку резервов. Упомянутым законом 1928 г. общая продолжительность военной службы устанавливалась в 28 лет, из которых 3 года отводилось на запас готовности, 16 - на запас первой и 8 - на запас второй очереди. На обучение резервистов планировалось всего три недели, но и этот срок не выдерживался. Хотя по мобилизационным расчетам из 7 офицеров и унтер-офицеров 6 должны были призываться из запаса, подготовкой резервистов этих категорий было охвачено от 10% (унтер-офицеры) до 24-20% (офицеры).
Боевая подготовка войск базировалась на представлениях и опыте первой мировой войне. Упор делался на подготовку пехотных подразделений, к этому и была в основном приспособлена все учебная база. Ведущим методическим приемом по существу оставалось натаскивание бойцов и мелких подразделений. Как красноречиво подчеркивалось в изданном 30 апреля 1935 г. "Циркуляре о подготовке кадров и войск", следовало вырабатывать у личного состава рефлексы, которые дадут ему возможность в условиях боя инстинктивно делать то, что усвоено в мирное время: офицерами осознанно, а солдатами механически. Примерно то же внушалось и циркуляром 1937 г., где определенно указывалось на ненадобность общевойсковой подготовки и на первостепенную важность морально-психологической. Другими словами, авторитет пехоты как царицы полей и вершительницы судеб боя был незыблем и недосягаем, даже в ущерб другим родам войск. Не случайно после серии временных инструкций первым в июне 1938 г. был принят боевой устав пехоты, в котором значительное место уделялось превознесению вооруженного автоматическим стрелковым оружием пехотинца. И в частности указывалось на то, что соседство на поле боя танков и пехоты опасно для последней, так как танки шумны, демаскируют свои войска и притягивают к пехоте огонь противника. Сомнения в боевых возможностях, предназначении и формах боевого применения бронемашин не были сняты до самого последнего момента. Долгое время танковым войскам как роду войск даже отказывали в праве на существование и потому первые танковые формирования - легкие механизированные дивизии появились в кавалерии и то лишь в середине 30-х годов, но только к исходу этого десятилетия были полностью укомплектованы две первые легкие механизированные дивизии.
В отличие от формирований в составе кавалерии собственно танковые войска создавались как батальоны непосредственной поддержки пехоты, на период мирного времени сведенные в полки и бригады. Окончательный выбор базовой модели тяжелых танков был сделан только в августе 1939 г. и если общее число танков несколько превышало к войне 1300 шт., то более 1100 из них были легкими.
Неопределенность военной политики сказывалась и на организационном устройстве войск. Несмотря на обилие организационно-штатных моделей, основная войсковая единица французской армии - дивизия так и не приобрела законченный структурный вид, не было определено ни общее количество соединений, ни соотношение отдельных их типов. На практике же большинство дивизий были кадрированными. С началом мобилизации их предполагалось развернуть в 80-100 дивизий двух типов. Тип А должен был быть укомплектован на 75% кадровым личным составом и на 25% резервистами первой очереди, в то время как тип Б только на 45% укомплектовывался кадровыми военнослужащими, а основную массу оставляли резервисты старших возрастов. И вооружение дивизии типа Б было значительно хуже. С преодолением тех же трудностей шло развитие и других видов вооруженных сил. Это особенно было видно на примере авиации, получившей столь стремительное развитие в годы первой мировой войны. Ее боевая эффективность выглядела настолько очевидной и впечатляющей, что даже на международном уровне предметно обсуждался вопрос об ограничении антигуманных приемов и способов ее использования (бомбометание с воздуха, например). Но не это обстоятельство стало причиной того, что в 1936 г. французские вооруженные силы располагали всего 386 самолетами, из которых только 194 были боевыми. В результате авиация оставалась организационно неоформленной, да и бюджетные ассигнования на нее, хотя и росли но были меньшими, чем на сухопутные войска и флот. В 1931-1938 гг. они были на уровне 12,8-23% от общих расходов.
Непростыми были и отношения министерства ВВС с авиационной промышленностью. Множество авиационных заводов производили и множество моделей самолетов, далеко не по всем параметрам удовлетворявших военного заказчика. В свою очередь сдерживаемый финансовыми ограничениями военный заказчик не был надежным партнером производящих фирм. Вот почему в 1034-1938 гг. промышленные поставки самолетов колебались в пределах 197-570 шт. в год и только в 1939 г. произошел резкий скачок - 2277 аппаратов. В войну же французская авиация вступил, имея всего 3335 самолетов (считая и морскую авиацию), располагая наличные силы в трех смешанных воздушных армиях, во всех армейских корпусах, армиях и фронтах.
Военно-морской флот успел почти полностью обновить свою материальную базу и считался одним из лучших в мире: к войне он подошел, имея в строю 296 боевых и вспомогательных судов. Недостаточное внимание уделялось строительству авианосцев (было всего 2 авианесущих корабля), не хватало ультразвукового акустического оборудования. Оказывала свое влияние и вековая догма, подкрепленная опытом первой мировой войны, согласно которой море считалось бессильным перед сушей. Считалось, что, как и в 1918 г., силы флота будут периодически покидать порты, чтобы только сопровождать конвои, осуществлять патрулирование и рейдовые действия, препятствовать рейдам противника.
Столкновение обеих задающих тенденций особенно явственно проявлялось в отношении к бюджетным ассигнованиям на оборону и, в частности, на финансирование программ вооружений. Лишь в самый канун войны существенно изменились не только объем, но и структура оборонного бюджета - из бюджета содержания армии он превратился в бюджет перевооружения и довооружения.
Динамика процесса представлена в таблице:
1935 ___________ 1936 ___________ 1937 ___________ 1938 ___________ 1939
Общие военные расходы (в млн.фр.)
6652 ___________ 7941 __________ 11812 __________ 15227 __________ 56888
Их рост (в %)
9,5 _____________ 7 ______________ 12,5 __________ 13,5 ____________ 35,3
Расходы на вооружение (в млн.фр.)
1977 ___________ 3056 ____________ 5497 _________ 7065 ___________ 20746
Их рост (в %)
8 ______________ 38 ______________ 36 ____________ 13 _____________ 177
В связи с тем, что законодатели все эти годы выделяли меньше средств, чем запрашивало военное ведомство, оно не имело возможности осуществить широкое перевооружение и ограничивалось отдельными направлениями, приоритет которых определялся военно-политической обстановкой, социально-экономическим положением в стране и другими факторами. В разные годы упор делался то на численный рост вооруженных сил, то на инженерное оборудование местности, то на производство тех или иных видов вооружений. Но чаще под давлением насущных потребностей происходило распыление выделяемых средств.
К характеристике материальной базы можно было бы добавить отсутствие переправочных средств и слабое внедрение технических новшеств, неразвитость средств и систем связи (например, и в будущей войне намеревались использовать голубиную почту и оптическую сигнализацию) и другие нерешенные проблемы и непреодоленные трудности. Однако они в канун войны не меняли существа вывода, сделанного французским генеральным штабом еще в 1936 г.: армия вне своих гарнизонов нежизнеспособна из-за нехватки материальных средств, особенно машин и экипажей.
Однако картина не была бы полной, если при анализе состоянии такого специфического общественного института, как вооруженные силы, не учитывались бы, кроме материально-технических и организационных аспектов, морально-политический потенциал людей. В общественном сознании для большей части периода была характерна постепенная трансформация образа армии как надежного гаранта безопасности и суверенитета в неоправданно и непродуктивно поглощающую оскудевшее национальное богатство организацию. Эта контрастная перемена болезненно воспринималась военнослужащими, которые свою личную судьбу, профессионализм и возбужденные закончившейся войной патриотические чувства увидели в глазах общественного мнения девальвированными.
К тому же это прямо и косвенно усиливалось достаточно очевидным противоречием между новым оружием и архаичными представлениями о способах его боевого применения. Практически это проявлялось в несоответствии методов и содержания подготовки армии и форм ее организации обнаруженным первой мировой войной реалиям. Дискуссии же о войне и армии 20-го столетия были хотя и бурными, но для новаторов бесплодными. Среди них, например, был и молодой командир танковой бригады Ш. де Голль, опубликовавший в 1934 г. книгу "К профессиональной армии", в которой, в частности, подчеркивал важность принципиально новых отношений между человеком и современной техникой.
Признаки неблагополучия в армии проступали при решении ею ряда практических задач внутренней и внешней политики, еще более усиливали критическое отношение к ней, вселяли неуверенность в самих военнослужащих и сомнение армейской массы в способности политиков и генералов управлять, а военно-политического руководства - в готовности и умении армии выполнять приказы. Многие французы, например, расценили вывод войск из Рура и Рейнской области как сдачу именно армией завоеванных в войне всего народа позиций Франции. Тем более, что оккупация Рура в 1923 г. была осуществлена с целью вынудить Германию продолжать репарационные платежи, а с расхожим лозунгом "Германия заплатит за все" связывались планы на восстановление экономики и перевооружение самой армии.
С большими трудностями, людскими и материальными потерями, жестоко и мстительно подавляли французские войска восстания в Марокко и Сирии. В Марокко в 1925-1926 гг. группировка численностью до 130 тысяч человек, не считая туземных войск, имевшая на вооружении танки, авиацию, тяжелую артиллерию, действовавшая совместно с испанским контингентом, длительное время не могла справиться с провозгласившей свою независимость маленькой республикой Риф, боевые силы которой по всем объективным параметрам разительно уступали экспедиционному корпусу. Характерно, что ею командовал маршал Петэн, пытавшийся внедрить против летучих отрядов повстанцев "европейский метод" ведения войны - создавал мощные общевойсковые группировки, методично их продвигал по операционным направлениям, настойчиво искал решающего сражения с главными силами противника. Но война приобрела "сезонный" характер, когда с началом периода дождей встала техника, а затем и вся операция. Победители немцев во главе с прославленным маршалом пасовали перед туземцами, армия обнаруживала свою рыхлость, неповоротливость и плохую управляемость. К тому же в ряде полков, на кораблях средиземноморской эскадры прошли волнения, отмечались случаи братания с марокканцами, несколько частей из-за неблагонадежности пришлось отозвать с фронта.
Обществом были отмечены и другие действия армии, расцененные как ее недостаточная компетентность. Оно требовало ответа на вопросы, почему бездействовал флот, когда в ходе испанской войны немецкие корабли потопили 4 и повредили 42 французских судна; почему у военного руководства не было плана адекватных действий, кроме требования мобилизации, в ответ на занятие немцами Рейнской области в 1936 г. ; почему 130 генералов и офицеров вопреки правительственной позиции выступили в прессе с публичным протестом против мюнхенских соглашений?
Как следствие политизации армии был расценен и отказ войск стрелять и штурмовать баррикады во время забастовок в Париже, Страсбурге, Вьенне и других городах. Но политизованная социально-экономической ситуацией армия стала ареной и предметом политической борьбы. В 30-е годы набирала силу организация "Боевые кресты". Она возникла в 1928 г. из ветеранов, награжденных этим орденом, и первоначально выступала за связь общества с армией. В последующем она все более превращалась в активную силу французского фашизма, пустила свои корни в войсках и пользовалась этим для создания запасов оружия, сколачивания и обучения военизированных формирований.
В январе 1937 г. по всем военным округам были распространены копии документов, поступивших из Испании. Из них следовало, что СССР и французские коммунисты готовят в вооруженных силах переворот. Получив огласку, афера стала поводом для широкого обсуждения положения в армии и причиной довольно острых распрей в высшей военном руководстве. Официальные лица вынуждены были резко высказаться в том смысле, что никому не будет позволено на службе выражать любые политические симпатии. Одновременно началась активная кампания по нейтрализации антимилитаристских выступлений прессы и вообще антимилитаристской пропаганды, к которой была отнесена критика в адрес государства, армии или военных, включая и такие вопросы, как служебная нагрузка офицеров и их взаимоотношения с унтер-офицерами, заболеваемость личного состава и в целом бытовые условия военнослужащих срочной службы и т.п.
Приведенные события и эпизоды не воспринимались, однако, в качестве предвестников надвигающейся грозы. Они достаточно естественно вписывались в международную обстановку и соответствовали общей и военной политике Франции, которая проводилась на основе тех же принципов обеспечения безопасности, что и политика других европейских держав, одновременно вступивших из послевоенного в предвоенное состояние. Во всяком случае во французском военном строительстве невозможно выявить каких-либо фатальных изъянов, которые бы неумолимо предрешали драму 1940 г. Уже тот факт, что армии всех подвергшихся агрессии государств не выдержали первого удара, были смяты и дезорганизованы и лишь затем началась новая военная организация и новая военная организация и новая борьба, подтверждает этот вывод.
